Заключенным нельзя вязать веревки из простыней, обмениваться письмами и не спать ночами. Но они делают все это, передавая из камеры в камеру запрещенные предметы — от марихуаны до мобильных телефонов. Специально для К29 Алексей Полихович рассказывает, что такое «дорога», почему телефон — это «хрусталь» и как заключенные налаживают связь в местах принудительной изоляции.
Поделиться:
«Дорога»
«Когда Дима заехал к нам [в СИЗО], ему сразу прислали телефон, — рассказывает Артем, бывший заключенный (1 год и 4 месяца лишения свободы). — Пока он шел по „дороге“, экран разбился, гнездо зарядки тоже было поломано. Я смог его починить с помощью двух проводов от кипятильника. Телефон дышал на ладан, постоянно ломался, мы каждый раз его пересобирали — реально как хрусталь. Номера мы набирали вслепую».
Дима уехал в колонию. Вместо него в хату привели Магомеда. Он был только что с воли — разбитый телефон с неработающим экраном его не устраивал. Земляки из другого корпуса прислали Магомеду смартфон, чтобы он мог сидеть в интернете.
Магомед слушал музыку с динамиков, хотя Артем предупреждал, что хорошим это не кончится. Однажды ночью открылась дверь камеры, на пороге стоял сотрудник ФСИН. Он протянул руку и сказал: «Давай телефон сюда». Магомед отказывался, но сотрудник ФСИН пообещал, что устроит в камере шмон. Артем ответил, что страдать из-за глупости сокамерника не будет. Смартфон пришлось отдать.
Вся жизнь заключенного подчиняется правилам внутреннего распорядка (ПВР). В них указано, что передавать предметы «лицам, содержащимся в других камерах», а также переговариваться, перестукиваться и переписываться с ними запрещено. На практике ПВР игнорируют и сами арестанты, и сотрудники ФСИН.
Во многих СИЗО существует «дорога» — информационная артерия, связывающая камеры изолятора. С ее помощью заключенные передают друг другу сообщения («малявы»), посылают «груза» (чай, сигареты, еду), а также обмениваются запрещенными вещами — телефонами, сим-картами, наркотиками и алкоголем.
С точки зрения ФСИН, «дорога» — это «межкамерная связь». Сотрудник ФСИН, увидевший нарушение, должен сообщить об этом заключенному и составить рапорт. Но так делают редко. Дежурный может составить рапорт на заключенного, который ему чем-то не понравился, или на того, на кого указал оперативный сотрудник. Чаще всего зеки узнают о рапортах уже в зоне и возможности опротестовать действия сотрудника у них нет.
По наличию «дороги» определяют, насколько в изоляторе суровый режим. Если ее нет, значит, ФСИН закрутил гайки и заключенные полностью изолированы. Если «дорога» налажена, значит, заключенные смогли договориться с сотрудниками.
Обычно «дорогой» занимаются практически все заключенные, и обе стороны знают про нее. Если бы администрация изолятора захотела, она бы расправилась с «дорогой» в два счета. Но этого не происходит.
«Пришел груз с пакетом чая и сигаретами, — рассказывает Алексей (4 года и 4 месяца лишения свободы). — С ним была малява на одного из мужиков в хате. Он сонный, сигареты в карман положил, чай, говорит, на „общак“ мужикам отдай, а маляву утром прочту. И лег спать. А под нашей хатой сидели люди, шедшие этапом в другие города. Они пишут — мол, полная голь в хате, помогите чаем и сигаретами. Мы им этот чай отправили. Час спустя они присылают ответ — на целую страницу благодарности и пожелания всего лучшего. Я удивился, думаю: чего они за чай так благодарят? Утром их забирают на этап. Потом просыпается тот мужик наш, вскрывает маляву и бегом ко мне: „Где чай?“. Оказывается, в пачке была спрятана марихуана. Вот почему ребята снизу были так рады этому чаю».
Как сделать коня
Простыню разрывают на полосочки. Из них сплетают косичку. Когда полоска кончается, вплетают следующую. Получившуюся веревку смачивают водой, а затем закручивают (обычно при помощи наполненной пластиковой бутылки), чтобы она была крепче и не расплеталась. Три таких веревки можно сплести в толстую косу — получится еще более прочный канат.
В носок кладут маленький грузик — пробку от бутылки, конфетку или камушек. Конец носка с грузиком внутри обвязывают веревочной петлей. Это — «конь», который скачет по «дороге». Противоположный конец «коня» отдается в другую камеру, где заключенные привязывают его к решетке. В верхнюю часть носка кладут то, что хотят отправить. Затем нужно «закрыть карман» — привязать верхний край носка к веревке, не намертво, но надежно. После этого дают знать соседям, они затягивают «коня» к себе — носок вместе с грузом оказывается в их камере.
«Дорога» начинается в восемь вечера и заканчивается в восемь утра. Час или два идет «настройка», когда камеры соединяются «конями». С камерой снизу «настроиться» легко — им просто спускают конец веревки, а они, высовывая из окна «удочку» (палку из бумаги или пластика с крючком на конце), поддевают коня и затягивают к себе.
С соседями справа и слева сложнее. Нужно сделать «катапульту» — палку с расширенным концом, чтобы можно было кинуть нитку с грузом в сторону. Конь для таких нужд слишком тяжелый, поэтому используют «контрольку» — нитку или полоску пропилена из мешков, в которых заключенным приносят заказы из тюремного магазина.
На конец «контрольки» привязывают груз — «пулю». Крича во двор тюрьмы, заключенные координируют свои действия. Один высовывает «катапульту», второй — «удочку» с крючком. Снаряд нужно бросить вслепую так, чтобы нитка пролетела над «удочкой». Если получилось, нитку осторожно затягивают внутрь, затем к концу нитки привязывают «коня» и стравливают соседям.
При «настройке» на большие расстояния используют либо «парашюты» (целлофановый пакет, к которому в нескольких местах крепится нитка), либо «ружья» (длинные трубки, сделанные из страниц журналов или листов, на которых напечатано обвинение). Внутрь трубки кладут «пулю» (например, из хлеба) со скрученной тонкой веревкой. Другой конец веревки крепится крючком к «ружью». После этого в трубку с силой дуют, выстреливая пулей в нужном направлении.
Утром «дорога» убирается. Время от времени на обысках сотрудники ФСИН, не найдя телефонов, забирают «коней». Заключенные плетут новых.
Кровь тюрьмы
Заключенные говорят: «Дорога — кровь тюрьмы». По тюремным понятиям, «дорога» — святое. Если человек хочет быть частью арестантского общества, он должен уметь настроить «дорогу». Тем, кто не знает, как это делать, объясняют криком из соседних камер.
«Тюремная среда функционирует по иным законам. Межкамерную связь необходимо поддерживать для помощи другим, — рассказывает Ярослав (2 года и 2 месяца лишения свободы). — Если отказываешься, остальные зеки будут относиться к тебе с недоверием. Я не был диким сторонником АУЕ-культуры, даже считал многие законы предосудительными для себя. Но есть базовые понятия общежития и им лучше следовать, чтобы не быть изгоем и не нарваться на проблемы».
Если камеры нет на «дороге», по логике заключенных, людям в ней есть что скрывать. Значит, они делали в прошлом какие-то неподобающие вещи: были свидетелями или потерпевшими в уголовных делах, сотрудничали с полицией.
Камере, которая не нуждается в сигаретах, еде или телефонах, все равно приходится быть частью «большой дороги», если она расположена на пути из корпуса в корпус. Камера Ярослава была именно такой — через нее шел весь поток писем и грузов.
Окна в камерах защищены решетками. Их две — снаружи с широкими делениями и внутри с узкими. Во внутреннюю решетку с трудом пролезает пачка сигарет. В Бутырском изоляторе заключенные распиливали несколько делений. Железо пилили вручную заточенной ложкой — много человек по очереди много дней подряд.
«Однажды после какой-то комиссии пришли и все заварили обратно. Мы обратились к знакомым сотрудникам, сказали, что все равно „разморозимся“, дайте нам по дружбе напильник. Мусора посмеялись, но напильник дали», — рассказывает Иван (5 лет и 5 месяцев лишения свободы).
Все письма и «груза», проходящие через хату, вносятся в специальную бумагу учета, которая называется «тачковкой». В ней подробно записывается, что, во сколько и куда прошло — чтобы можно было проследить важные грузы и письма. К таким добавляют кусочек картона — «сопровод», который возвращается в ту камеру, откуда был отправлен груз.
Ярослав в своей хате оказался единственным, кто мог «настраиваться» — его сокамерники были больными и старыми людьми, которые ничего не умели и не хотели учиться. При этом Ярослав четыре раза в неделю ездил на суды — с восьми утра до полуночи. «Ночь на дороге, утром только успеваю все свернуть, меня забирают и везут на суд. Целый день на суде, потом по новой. Недосып буквально разрушал мой организм. Усталость во всем теле, очень гадкое ощущение. Через недельки полторы состояние ухудшилось, у меня поднималась температура, давление за 150. После этого меня отправили на больничку — там уже без дороги».
Дорого и хрупко
Телефон в тюрьме называют «хрусталь» — потому что дорого и хрупко. Купить его можно только за большие деньги. Потерять легко — в любой момент могут обыскать. Починить — сложно, если только в камере есть умелец, разбирающийся в электротехнике.
Если телефон найдут, лучше всего разбить его, чтобы сотрудники ФСИН не смогли перепродать аппарат другому заключенному. «У меня был телефон в стельке, — рассказывает Артем. — Я попросил, чтобы мне классный телефон затянули, с интернетом. Другой заключенный передал мне его на прогулке. На обратном пути смотрю — стоит чувак с детектором. Детектор запищал, я достал телефон, несколько раз ударил об стену, а потом со всей силы — об пол. Он подпрыгнул выше моего роста».
Согласно ПВР, сотрудник ФСИН, нашедший телефон, должен составить рапорт. Этого они почти никогда не делают: им выгоднее просто забрать телефон себе.
Телефон в камеру стараются «затянуть» как можно тише — чтобы никто, кроме получателя и передающего не знал про него. Чаще всего телефон проносит в СИЗО сотрудник ФСИН — за взятку. Их тоже обыскивают перед работой, но они все равно находят способы пронести запрещенный предмет.
Сотрудника, который проносит телефоны, называют «ногами». Так и говорят: «Есть надежные ноги?». В Москве «ноги» стоят от 15 тысяч рублей, в регионах — от трех тысяч. Сверху добавляется стоимость телефона. Как вариант, родственники могут сами привезти сотруднику уже купленный телефон.
В СИЗО приносят не только телефоны, но и алкоголь, наркотики и еду из ресторанов. «Я сидел с двумя зеками по мошеннической статье, — рассказывает Андрей (3 года и 7 месяцев лишения свободы). У них был тариф all inclusive — каждый месяц они платили оперу, чтобы у них все было хорошо. В камеру приносили мешок с едой из ресторана, рыбу, мясо, бутылку виски могли принести. Но опера были жадные, хотели все больше и больше. При этом у нас в хате случались шмоны, что-то отлетало. Тогда сокамерники перестали платить. Хату раскидали по другим, а опера нашли новых клиентов, видимо».
«Загнал сосед нам трубку как-то, говорит, пусть лежит у вас, если что — ответственности вы не несете, — рассказывает Артем. — Лежал у нас телефон, а потом отлетел — отшмонали. Сосед даже подробности спрашивать не стал, у них все и так было хорошо. Через кабуру [дырку в стене] я видел у них в хате такой синий свет в темноте, как будто телевизор включен. Но телевизора у них не было. Я так понимаю, это ноутбук был».
Чтобы сотрудник ФСИН пошел на преступление, его нужно прикормить и наладить отношения. Сначала ему дают пачку сигарет Parliament за маленькую услугу. Во время обыска шутят с ним, говорят о жизни, угощают сигаретами, шоколадками и любой едой, которая ему понравится. Постепенно становится понятно, кого можно уболтать и кто более лоялен. Затем осторожно закидывают удочку: а сколько стоило бы вот это? а что, если вот так?
Если контакт налажен, обсуждаются цена и детали. Деньги либо передают лично, либо переводят на счет, который указывает сотрудник. В качестве электронного кошелька заключенные обычно используют сим-карту: она маленькая, и ее легко спрятать так, что металлодетектор не найдет. Ее в тюрьме называют «мозги».
Если напрямую с сотрудником ФСИН договориться не выходит, можно купить «хрусталь» у кого-то из соседей-заключенных или у тех арестантов, которые работают в СИЗО. Можно найти кого-то, кто скоро уходит на этап, и купить телефон у него. Некоторые пытаются пронести телефон через адвоката — при личной встрече.
Гарантий в тюрьме никто не дает. Можно заплатить большую сумму, прождать несколько недель или месяцев — и так ничего и не дождаться. «Кинуть могут любой и любого, — говорит Андрей. — Зависит от того, насколько хитрый тот, кто обещает телефон. При мне один заказал телефон через блатного. Ему пару раз отправляли телефон по дороге, а потом ответили, что телефон очень нужен в хате, где смотрящий сидит. И все, нет телефона. Он им еще несколько месяцев писал: где мой телефон, где мой дорогой телефончик?».
«Курок» в стене
Прятать телефон так, чтобы его не нашли — целая наука. Правил тут нет — прячут как могут. Кто-то засовывает телефон в пакет и кладет в трубу унитаза. Кто-то прячет под унитаз. Прячут в деревянные полы, плинтусы, за решетку и в стены.
Тайник для телефона называют «курок». Его начинают делать заранее, когда телефон еще даже не заказан. При условии, что телефон удастся приобрести тихо, не по «дороге», а из рук в руки, хороший «курок» продлит жизнь аппарата на месяцы. Но если у ФСИН есть точная информация, не спасет даже самый изощренный тайник.
У Алексея (4 года и 4 месяца лишения свободы) в камере был специальный самодельный ключ, вырезанный из зубной щетки, чтобы откручивать унитаз от пола. «Колгейтовские щетки не подходят: они мягкие, расползаются при нагреве, — рассказывает Алексей. — Я хотел сплатовскую щетку затянуть, она из хорошего пластика. Но вообще все курки плохие. Мусора все их знают, потому что годами работают. Иногда забывают на время, потом опять вспоминают».
В камере Руслана (3 года и 5 месяцев лишения свободы) телефон прятали во внешний воздухопровод. Делали палку, гнущуюся определенным образом, просовывали ее в решетку и клали телефон в вентиляцию. «Но самый умопомрачительный вариант, — говорит Руслан, — прятать телефон внутри себя. У нас в хате был парень — легавые только открывали дверь и говорили: „Шмон!“, а он уже бежал в туалет с телефоном, обернутым во много слоев целлофана. Ему хватало десяти секунд буквально».
Очевидные места, которые при обысках осматривают в первую очередь, — это холодильник или телевизор. Серьезный «шмон» такой тайник не переживет. Андрей (3 года и 7 месяцев лишения свободы) убирал телефон в дно электрического чайника. Компактный простой Nokia идеально помещался туда вместе с зарядкой. При этом в камере Андрея было видеонаблюдение, но он делал все так аккуратно, что сотрудники ФСИН просто не понимали, что в этой камере есть телефон. По словам Андрея, «курок» в чайнике пережил два переезда и множество шмонов.
Александр (2 года и 11 месяцев лишения свободы) прятал телефон с помощью сгущенки. «Каждое утро я заворачивал трубку в суконку, обвязывал нитками, просовывал руку между узкими прутьями и укладывал трубку в бетонную ямку. Сквозь прутья нужно было манипуляции осуществлять вслепую — спасибо тебе, музыкальная школа. Сверху клал картонку от пакета молока, смазанную сгущенкой и посыпанную бетонной крошкой, после чего засыпал разнокалиберными камешками. Все это повышало вероятность, что камерой на гибкой направляющей не увидят, а „пылесосом“-металлоискателем не выявят из-за железных прутов».
В США родственники заключенных тратят сотни долларов в месяц на звонки своим близким. Годовой оборот телефонно-тюремной индустрии в стране — 1,2 млрд долларов. Год за годом американские правозащитники призывают сделать звонки бесплатными или хотя бы снизить плату, но пока безуспешно.
В российских тюрьмах звонки тоже платные. Звонить можно только на 15 минут в день. Но зачастую проблема не только в этом. Еще — в техническом оснащении изоляторов и колоний и в высокой бюрократизации процесса: например, арестант находится в СИЗО, а разрешение на звонок нужно получить в суде.
Телефоны и «дороги» позволяют заключенным оставаться на связи с родными и организовывать сообщество внутри тюрьмы. Это снижает вероятность того, что заключенных будут бить или пытать. Арестанты из бедных слоев, мигранты и люди, попавшие в тюрьму в других городах, с помощью «дороги» могут получить поддержку от более обеспеченных соседей — от сигарет и карамели до книг, телефонов и алкоголя.
Иван благодарен «дороге» и не считает эту практику чем-то плохим. Когда он после первого приговора ехал этапом в колонию, «дороги» в транзитных СИЗО позволяли ему сообщать родным, что с ним происходит. В транзитной камере волгоградского СИЗО не было телефонов, но Иван написал соседям номер и слова, которые нужно передать маме. Все передавали с точностью.
«Меня из тульской зоны хотели забрать на Красноярск по распоряжению ФСБшников, которые вели дело, — говорит Иван. — Даже вещи не дали собрать, не то что сообщить кому-то. Я орал на всю колонию. Мужики это услышали, нашли в бараке мою записную книжку и позвонили матери. Так на воле узнали, что меня этапируют в Красноярск. Было понятно, что там меня сделают инвалидом. Мои родные подняли шум, обратились к правозащитникам, те тоже подняли шум. И меня развернули — вместо Красноярска поехал в нормальную зону в Краснодаре».
Текст: Алексей Полихович, Иллюстрации: Алина Кугушева